Спектакль Мастер и Маргарита

Посмертная судьба Булгакова подтвердила его афоризм-предсказание «рукописи не горят». Через 26 лет после того как он, измученный своим творческим взлетом, писал жене «я погребен под этим романом…» и «свой суд над этой вещью я уже совершил, а буду ли я знать суд читателей, никому не известно», роман «Мастер и Маргарита», хотя и в урезанном виде, был опубликован в стране победившего атеизма. Во многих головах он произвел переворот, потряс души и умы открытием иного понимания природы добра и зла, свободы и несвободы, правды и неправды, жизни тела и жизни духа. Не говоря уже о тех, кто только и именно через Булгакова открыл для себя библейскую историю. Сегодня, уже в стране, «давно и сознательно» победившей атеизм, опыт, озарения, чувства Булгакова, пожалуй, еще более необходимы.

Постановка «Мастера и Маргариты» Юрием Любимовым в Театре на Таганке стала первым в мире сценическим прочтением великого романа Михаила Булгакова, и остается пока единственным эталонным. Не секрет, что это произведение небезопасное, работу с ним непременно сопровождает мистика. Но здесь силы были, безусловно, благосклонны к создателям спектакля, руку режиссера словно вела высшая рука. На сцене абсолютно органичный синтез всех пластов романа, каждый из которых отдельно не может быть понят.

Здесь и вольный писательский дух, и сюжетная канва, и отсылки к историческим и евангельским текстам, и блистательный комизм, приметы быта, нравов, предпочтений. И самое серьезное и главное в романе, сильнейшая мистическая составляющая — особый ключ, убеждающий, что Иешуа существовал.

В «Мастере и Маргарите» на сцене все время два мира — духовный и бытовой или высший мир света и действительный — мир Пилата Понтийского. Их и разграничивает, и объединяет, играющий занавес. Четыре раза на сцену явственно, зримо выходят рок, судьба — силы, разделяющие героев, и заставляющие их переживать это разделение, а зрителей испытывать катарсис. Это знаменитые сцены: «Пилат — Иешуа», прорезанные занавесом, сцена казни и плача по Христу, сцена бала призраков и финальная, когда вокруг огня, как жертвенника, возникают портреты Михаила Булгакова. Сцена с портретами Булгакова и жертвенный огонь — низкий поклон поколений автору, пережившему духовное озарение и вынесшему из него свой великий роман.

Готовили спектакль внепланово, без средств, денег на постановку не было, и его сценографию собирали из лучшего, что было тогда накоплено в театре. Занавес взяли из «Гамлета», из «Гамлета» же — деревянный крест, золоченую раму Пилата — из «Тартюфа», кубики — из «Послушайте!», трибуну — из «Живого», плаху — из «Пугачева, из «Часа пик» — маятник. Играющий занавес — гениальное решение Давида Боровского для спектакля «Гамлет», занавес, рассекающий реальный и потусторонний миры, и маятник — время — основы сценического решения.